5. В рубрике «Кино и фантастика» Мацей Паровский/Maciej Parowski в статье “2020: Dramat w kosmosie/2020: Драма в космосе” рецензирует фильм режиссера Брайана Де Пальмы “Mission to Mars” (США, 2000) (стр. 57-59); Александер Огаза/Aleksander Ogaza в статье “Twarz/Лицо” утверждает, что этот фильм – не более чем микс из цитат и находок популярных НФ фильмов и комиксов (стр. 58-59); а Аркадиуш Гжегожак/Arkadiusz Grzegorzak в статье “Lambert=Wiedzmin/Ламберт=Ведьмак” хвалит актера, сыгравшего главную роль в фильме режиссера Грэма Бэкера “Beowulf” (США, 1999) (стр. 60-61).
6. В традиционном читательском опросе приняло участие 270 участников, оценивавших публикации в журнале “Nowa Fantastyka” 1999 года по категориям «Лучшее литературное произведение»; «Лучшая обложка»; «Лучшее публицистическое произведение» (т.е. критика, научная популяризация и пр.); «Самая неудачная публикация» и «Хит сезона». В первой из указанных категорий места распределились следующим образом:
1. Feliks W. Kres “Zabity” (№ 5/1999);
2. Ewa Białolęcka “Nocny Śpiewak” (№ 1);
3. John C. Wright “Prawo gościnności” (№ 8);
4. Kir Bułyczow “Wpadka’67” (№№ 9-10);
5. Wit Szostak “Kłopoty z błazniem” (№ 9);
6. Jacek L. Komuda “Wampiry z Odrzykońskiej” (№ 12) (стр. 62).
7. В рубрике «Среди фэнов» напечатаны отчеты о проведенных конвентах: “Krakon’2000”, “Pyrkon’2000” и об очередной встрече любителей фантастики и авторов НФ (Анджей Зимняк, Марцин Вольский) (стр. 65).
8. В рубрике «Встреча с писателем» под заглавием “Rozpad całkowity/Полный распад” напечатано довольно-таки интересное (даже сейчас) интервью, взятое Доминикой Матерской у польского социолога и писателя НФ Эдмунда Внук-Липиньского (стр. 66-68).
9. В подрубрике «Рецензии»:
некто Kunktator находит интересной книжечку Барнима Регалицы «Бунт» (Barnim Regalica “Bunt”. “Rekonkwista”, 1999) (сборник из семи рассказов, два из которых печатались в нашем журнале), действие которой разворачивается в гипотетическом будущем Польши первой декады XXI века. Польша принята в Евросоюз и разделена на еврорегионы, где принудительно воплощается в жизнь союзная идеология терпимости (толерантности)(границы между еврорегионами держатся на замке). «Призраки польского шовинизма, национализма, этноцентризма, ксенофобии, нетерпимости и одурманенности в основном преодолены», поэтому можно сосредоточиться на искоренении маргинальных пережитков названных выше черт <национального характера> и профилактике». В еврорегионе Варта, где происходят события, история как бы совершает кругооборот: в лицеях проводятся собрания Молодежной Антирасистской Лиги (прежде Союз польской молодежи – ZMP), где лицеистам вдалбливают принципы новой идеологии, эта «новая вера» насквозь показная, юноши и девушки втихомолку от всей души издеваются над нею. Поляки, затянутые в корсет «европейских» запретов и требований, становятся гражданами второго сорта в собственной стране. Метода Регалицы проста: он улавливает и осмеивает риторику «европейцев», пытающихся взвалить полякам на спину тяжелый груз комплексов и провинностей за некие выдуманные грехи. В рассказах полным-полно трагикомических реквизитов и сценок, свидетельствующих об идеологической обработке молодого поколения и сдерживании в узде людей постарше. Все это ведет к восстанию в еврорегионе Варта, а может быть и где-то еще. Сборник “Бунт” появился на свет в тот момент, когда значительной части граждан нашей страны осточертели все эти громкие обвинения поляков в ксенофобии и антисемитизме;
некто Aligator слегка издевается над «социалистическим интернационализмом» героев романа британского писателя Кена Маклеода «Дивизия Кассини» (Ken MacLeod “Dywizja Cassini” – это “The Cassini Division”, 1998. Tłum. Maciejka Mazan. “Amber”, 1999. Серия “Mistrzowie SF i Fantasy”); "читая роман, я ожидал, что коммунистическая утопия превратится в пародию – не тут-то было. После Краха (капиталистической системы разумеется) на Земле (и во всем Солярном Союзе) воплощается в жизнь принцип от каждого по возможностям, каждому по потребностям. Тут и там появляются иногда небольшие кучки «независимых», главным образом для того, чтобы герои романа могли сокрушаться над незавидной судьбой тех несчастных людей, которые дают другим людям себя эксплуатировать. А однажды, после обнаружения темпорально-пространственного туннеля, им (героям) удается найти целую планету, населенную отсталыми капиталистами! Самоубийственная жадность толкает планету к катастрофе, которую предотвращают наши альтруистично настроенные коммунисты";
некто Anihilator представляет читателям последний (четвертый) том четырехтомника рассказов американского писателя Орсона Скотта Карда «Жестокие чудеса» (Orson Scott Card “Okrutne cuda” – это “Cruel Miracles”, 1992. Tłum. Anna Czajkowska. “Amber”, 1999. Серия “Mistrzowie SF i Fantasy”); «эти шесть внешне совершенно разных произведений объединяет одна важная линия. Написанные страстным мормоном, они пытаются примирить глубокую религиозность с рациональностью, свойственной классической НФ. Шестью разными способами Кард утверждает одну и ту же истину: лишь осознание того, что Бог существует, придает цель и смысл тому хаосу, который, как это кажется на первый взгляд, господствует во Вселенной»;
некто Predator приветствует издание на польском языке романа британского писателя Пола Макаули «Четыреста миллиардов звезд» (Paul J. McAuley “Czterysta miliardów gwiazd” – это “Four Hundred Billion Stars”. Tłum. Zbigniew A. Krolicki. “Zysk I S-ka”, 1999); этот «приключенческий роман о контакте человечества с инопланетной расой разумных существ хорошо написан и почти безупречен с научной точки зрения. Читается залпом. Правда, в этом “контактном ” триллере вряд ли что сумеет поразить поднаторелого в теме читателя»;
некто Terminator высказывает свое разочарование в долгожданном новом романе американского писателя Ларри Нивена «Дорога Предназначения» (Larry Niven “Droga Przeznaczenia” – это “Destiny Road”, 1997. Tłum. Janusz Ochab. “Prószyński i S-ka”, 1999); отчетливо видны «швы, весь конструктивный скелет выходит наружу». Нет ни интересной экосистемы, ни симпатичного героя, ни захватывающего сюжета, да и финальное решение представленной в начале загадки не бросает читателя на колени;
а Малгожата Вечорек/Małgorzata Wieczorek рекомендует для чтения занятную и поучительную сказку польской писательницы Марты Томашевской «Королева невидимых наездников» (Marta Tomaszewska “Królowa Niewidzialnych Jeźdzców”. “Prószyński i S-ka”, 1999. Серия “Polska Fantastyka”) (стр. 69).
Далее Доминика Матерская/Dominika Materska представляет читателям журнала антологию «Золотая книга фэнтези» (под редакцией Р. Сильверберга) (“Złota księga fantasy” -- это “The Fantasy Hall of Fame”, 1993. Wybór: Robert Silverberg. Tłum. róźni. “Prószyński i S-ka”, 1999); «в книге практически нет слабых или вторичных произведений. Адресованная читателям с разными вкусами, она предоставляет им фэнтези разных видов»;
Марек Орамус/Marek Oramus хвалит «Популярную энциклопедию мифов и легенд» Стюарта Гордона (Stuart Gordon “Popularna encyclopedia mitów i legend”. Tłum. Agnieszka Jacewicz. “Amber”, 1999);
Мацей Паровский/Maciej Parowski обстоятельно разбирает роман польского писателя Марцина Вольского «Пес в колодце» (Marcin Wolski “Pies w studni”. “superNOWA”, 2000), отрывок которого печатался ранее в нашем журнале (см. “Nowa Fantastyka” № 11/1999);
а Jacek Dukaj/Jacek Dukaj находит приемлемым для чтения роман американского писателя Джона Барнеса «Миллион открытых дверей» (John Barnes “Milion otwartych drzwi” – это “A Million Open Doors”, 1992. Tłum. Michał Jakuszewski. “MAG”, 1999) «вопреки видимости это не классическая space opera – в книге больше любовной романтики, чем приключений, за что следует поставить автору плюсик. Он сумел заставить героя влюбиться в мало привлекательную женщину и последовательно ее таковой и рисует; и эта любовь – не из жалости. Вот ради этого витка сюжета и ради красочных описаний экзотических миров и стоит книгу прочитать» (стр. 70-71).
10. В рубрике «Наука и НФ» напечатана пара весьма забавных диалогов: Ахиллеса и черепахи – «Dwuczęsciowa inwencja/Инвенция из двух частей» и Ахиллеса, Зенона и черепахи -- «Trzyczęsciowa inwencja/Инвенция из трех частей», иллюстрирующих две первые главы книги американского физика Дугласа Хофштадтера “Gödel, Esher, Bach: An Ethernal Golden Braid”. В этих диалогах обсуждаются проблемы парадоксов движения и порочного круга рассуждений. Они имеют форму «музыкальных» инвенций, каковых было написано Бахом по нескольку каждого вида (на два голоса и на три голоса) (стр. 72-74). Переводчик не указан – скорее всего это Кшиштоф Гурба/Krzysztof Gurba, написавший также предисловие к публикации.
11. В рубрике «Писатели о фантастике» Анджей Сапковский завершает публикацию своего ”Словаря любителя фэнтези/Leksykon miłośnika fantasy” (стр. 75). В седьмой и последней порции текста печатаются следующие словарные статьи: “Yonec” и “Zielony rycerz”. В биобиблиографии Сапковского на сайте ФАНТЛАБ эта его публикация не отражена должным образом.
10. В рубрике «Felietony»:
Лех Енчмык/Lech Jęczmyk в статье “Dozwonić się do Sierra Leone/Дозвониться до Сьерра-Леоне” из цикла “Nowe Średniowiecze/Новое Средневековье” рассматривает проблемы демографии в современном мире. И помимо прочего приводит в качестве примера к витку своих рассуждений интересную цитату из книжечки Евы Колодзиньской и Анны Сикожиньской “Test in Englich – Testy do matury/Английский язык – тесты для лиц, сдающих экзамен за курс средней школы” (WSiP, 1997, пятое). Цитата такая: «Тема для дискуссии: “Все люди старше семидесяти лет должны подвергаться эвтаназии”». Очень актуально – считает Енчмык. Особенно если счесть реформу польского здравоохранения, которой сопутствуют повышение стоимости лекарств и затруднение доступа к врачам, своеобразной формой эвтаназии. И указывает на результат проводимой в Польше политики «открытого общества». «За какой-то неполный десяток лет мы оказались лицом к лицу с толпами румыно-цыганских попрошаек, работящих вьетнамских торговцев и немалого количества держащихся в тени богатых китайцев. Таинственным образом появилось немецкое меньшинство (интересно, каким образом – ведь до сих пор эмиграция осуществлялась в обратном направлении: из Польши в Германию), на каждом шагу натыкаешься на занятых малопрестижной работой украинцев и белорусов» (стр. 76);
Марек Холыньский/Marek Hołyński в статье “Zrób sam coś dla siebie/Сделай что-нибудь сам для себя” продолжает делиться своим опытом пребывания и работы в знаменитой Кремниевой (Силиконовой) долине (стр. 77);
а Марек Орамус/Marek Oramus в статье “Arka Otcetena/Ковчег Отцетена” из цикла “Piąte piwo” рассказывает о неопубликованной книге Стефана Отцетена «Хранилище» (Stefan Otceten “Przechowalnia”), прочитанной им в машинописи (стр. 78).
11. В рубрике «На книжном рынке» Войтек Седенько в статье “Samo Fiction” рассказывает о февральских итогах пополнения книжного рынка (стр. 79).
12. «Списки бестселлеров» за март 2000 года мне, к сожалению, недоступны (вероятно стр. 80).
7. В рубрике «Рецензии» Януш Цыран/Janusz Cyran, представляя читателям журнала книгу американских авторов Оуэна Боукотта и Салли Гамильтон «Хакеры. Взломщики и компьютеры» (Owen Bowcott, Sally Hamilton “Hackerzy. Włamywacze i komputery”. Tłum. Bogusław Świetlicki. “Alma-Press”, 1993), заодно знакомит их с мало знакомым им понятием – «хакер» и кратко излагает историю деяний этих новоявленных преступников (стр. 66).
Далее в этой же рубрике некто Predator объясняет, почему в журнале печатается рецензия на антологию «Фиолетовая корова. Антология английской и американской несерьезной поэзии» под редакцией Станислава Бараньчака (Stanisław Barańczak “Fioletowa krowa. Antologia angielskiej i amerykańskiej poezji niepoważnej”, “Wydawnictwo a 5”; «у этой антологии есть нечто общее с фантастикой, а именно отношение к миру. Как для фантастов, так и для авторов этой антологии мир – объект, который надлежит трактовать без особого пиетета, из которого нужно выдирать всю подноготную, подвергая сомнению устоявшиеся относительно его взгляды. Наградой за такую бесцеремонность служит выявление новых черт, неожиданных аспектов хорошо, казалось бы, знакомой действительности»;
некто Denuncjator хвалит «Тени сгущаются» -- второй том саги американского писателя Глена Кука о Черном отряде (Glen Cook “Cień w ukryciu” – это “Szadows Linger”, 1984. Tłum. Michał Jakuszewski. “Rebis”, 1994. Серия “Fantasy”); «второй том, кажется, опровергает устоявшееся мнение о том, что продолжения всегда хуже начала. Кук обогатил то, что было очень даже неплохим в первой книге – магия, батальные сцены, юмор, оригинальные образы героев – новыми элементами: расширил свой мир, показал его не с точки зрения рассказчика, но глазами героев»;
некто Karburator в общем-то одобряет появление на польском читательском рынке юмористического романа английских писателей Терри Пратчета и Нила Геймана «Благие знамения» (Terry Pratchett, Neil Gaiman “Dobry omen” – это “Good Omens”, 1989. Tłum. Jacek Gałazka, Juliusz Gartecki. “Alumex/CIA-Books”, 1993); «это толстенное (пять сотен страниц), но в конечном счете забавное чтиво, хотя при чтении “Агента низа”, написанного Вольским на ту же тему, но не столь многостраничного, я, пожалуй, смеялся больше. И вообще в последнее время это уже всеобщая мания: чем меньше у писателя того, о чем стоит сказать, тем более толстую книжку он пишет»;
а Кшиштоф Липка с удовольствием советует читателям журнала обратить внимание на два новых сборника рассказов американского писателя Роберта Шекли «Билет на Транай» и «Дьявольская машина» (Robert Sheckley “Bilet na Tranai”, “Diabelska maszyna”. Tłumacze różni. “Amber”, 1994. Серия “Mistrzowie SF”); «в сумме 22 текста 1954-1968 годов, большинство в Польше не публиковалось. Прекрасно построенные сюжеты, много юмора, неожиданные концовки – все то, за что мы любим Шекли» (стр. 67).
Еще далее Яцек Инглëт/Jacek Inglot рекомендует читателям журнала ранний роман американского писателя Орсона Скотта Карда (Orson Scott Card “Glizdawce” – это “Wyrms”, 1987. Tłum. Dorota Malinowska. “Fantastyka/Prószyński i S-ka”, 1994); «Кард чертовски искусно и на многих уровнях строит сюжет <…> В философском слое, что самое сильное в книге, говорится о поисках и обретении тождественности»;
Доминика Матерская и Ева Попëлек находят своевременным и полезным издание романа американского писателя Роберта Хайнлайна «Дверь в лето» (Robert A. Heinlein “Drzwi do lata” – это “The Door into Summer”, 1957. Tłum. Zbigniew Foniok. “Amber/Mizar”, 1993. Серия “Mistrzowie SF”); «благодаря оптимизму 50-х годов, вере в “american dream” и стабильность доллара, отраженным в романе, его можно рекомендовать к прочтению тем, кто силится у нас открыть дверь в капитализм»;
Марек Орамус/Marek Oramus с некоторой грустью рассматривает наконец-то изданный в Польше в полном составе знаменитый сборник рассказов американского писателя Айзека Азимова «Я, робот» (Isaac Asimov “Ja, robot”. Tłum. Jerzy Śmigiel. “Limbus”, 1993. Серия “Spektra”); «рассказы заметно устарели и читать их сейчас можно разве что лишь для формирования исторически-критической оценки, как, например, “Франкенштейна”»;
а Яцек Собота/Jacek Sobota увлеченно анатомирует роман американского писателя Майка Резника «Сантьяго. Миф отдаленного будущего» (Mike Resnik “Santiago. Mit z odległej przyszłości”. Tłum. Ewa Wojtczak. “Rebis”, 1993. Серия “Science Fiction”), используя в качестве критического скальпеля понятие «постмодернизм» (стр. 68-69).
8. В рубрике «Наука и НФ» известные польские социологи – профессор Ядвига Станишкис/Jadwiga Staniszkis и профессор (и писатель НФ) Эдмунд Внук-Липиньский/Edmund Wnuk-Lipiński в беседе с Мацеем Паровским пытаются предсказать, к чему придет Польша (и окружающий мир) к началу XXI века. Публикация носит название «Diagnoza – prognoza. 2001: Odyseja polska/Диагноз – прогноз. 2001 год: польская одиссея» (стр. 70-71). И кое в чем попадают в самое яблочко. Занимательное, надо сказать, чтение…
9. В этой же рубрике Тадеуш Анджей Ольшаньский/Tadeusz Andrzej Olszański в заметке «Zapomniana historia/Забытая история» спорит со многими выводами и положениями статьи Конрада Левандовского/Konrad T. Lewandowski (см. ”Nowa Fantastyka”, № 1/1994) (стр. 72-73).
10. Вместо комикса в этом номере размещен цикл рисунков «Czwiartek/Четверг» близкого к сюрреалистам и кубистам начала XX века художника МАКСА ЭРНСТА (стр. 74-77).
11. В рубрике «НФ в мире» Лех Енчмык/Lech Jęczmyk реферирует январский 1994 года номер журнала «Locus», а Ласло Абран/László Ábrán – январский 1994 года номер журнала «Galaktika» (стр. 78).
12. Далее Лех Енчмык в эссе «Mistyka i technika/Мистика и техника» напечатанном в рамках его цикла «Новое средневековье», высказывает свою уверенность в том, что кроме продолжающейся гонки вооружений в области супертехнологий развивается гонка исследований и испытаний нового “мягкого” оружия (психотехника и прочее, граничащее с мистикой) (стр. 78-79);
Анджей Сапковский в фельетоне «FAST FORWARD czyli jak przestałem się przejmować i pokochałem Sonic/FAST FORWARD, или Как я перестал беспокоиться и полюбил “Sonic”» описывает свои напряженные в общем-то взаимоотношения с различной бытовой техникой и почти доверительные -- с некоей машиной «Sonic» (стр. 78-79);
а Адам Холлянек в эссе «Ten Zieliński z Wiednia i ze Lwowa/Этот Зелиньский из Вены и Львова» рассказывает о своем земляке Адаме Зелиньском, эмигрировавшем в пятидесятых годах в Австрию и уже на склоне лет описавшем перипетии своих юношеских переживаний и странствий в книгах «Garbaty Świat/Горбатый мир» и «Niedaleko Wiednia/Неподалеку от Вены» (оригинальные тексты написаны и изданы на немецком языке) (стр. 80).
13. И, наконец, печатается «Список бестселлеров» за март 1994 года. На поле издательского боя господствует «Amber», ему сопутствуют оба «Rebis»-а, оживилась «Alfa». Развивается бум Пирса Энтони, в печати находится превеликое множество его книг. Из поляков в списке фигурирует только Сапковский с его «Последним желанием» (стр. 80).
6. В рубрике «Из польской фантастики» размещены два рассказа.
Новеллу «Continuum/Континуум» написал Эдмунд Внук-Липиньский/Edmund Wnuk-Lipiński. Этот “несомненно христианский рассказ о смерти” (Л. Енчмык) в дальнейшем нигде не перепечатывался.
Ни биобиблиографии этого замечательного польского писателя, ни карточки рассказа на ФАНТЛАБе нет, однако среди материалов обсуждения № 6/1988 нашего журнала в этом блоге можно найти перевод интервью Э. Внук-Липиньского и биобиблиографический очерк о нем.
Рассказ «Telefon zaufania/Телефон доверия» написал Марцин Вольский/Marcin Wolski. Это один из текстов, повествующих о великих событиях и прочих интересных происшествиях в выдуманном княжестве Амиранда, которые позже были собраны и изданы в томе «Аntybaśnie/Антисказки» (1991) и переизданы в томе «Antybaśnie z 1001 dnia/Антисказки из 1001 дня» (2004).
Полная аллюзий сатира c элементами детектива, научной фантастики, сказки, псевдо-документалистики… С М. Вольским читатели уже встречались в журнале (см. № 3/1983 и № 5/1985). Среди материалов обсуждения первого из указанных номеров в этом блоге можно найти и краткий биобиблиографический очерк о писателе. Гораздо более полный очерк только что появился на дружественном сайте "Архив фантастики". На ФАНТЛАБе ни биобиблиографии, ни карточки рассказа нет.
14. Биобиблиографии Эдмунда Внук-Липиньского на ФАНТЛАБЕ, к сожалению, все еще нет. Постоянным читателям этого блога уже знакомо имя этого замечательного польского фантаста. Его рассказ «Dialog przez rzekę/Диалог через реку» был опубликован во 2-м номере журнала «Fantastyka» за 1985 год. Среди материалов обзора этого номера можно найти и биобиблиографический очерк о писателе. Его исправленную и дополненную версия я выставляю здесь.
Эдмунд Внук-Липиньски/Edmund Wnuk-Lipiński (1944 – 2015) – польский социолог, преподаватель высшей школы (профессорский состав), писатель научной фантастики. В 1966 году окончил Варшавский университет по специальности социология, в 1972 году защитил диссертацию, получив степень доктора гуманитарных наук, в 1982 году защитил вторую диссертацию – на звание доцента (doctor habilitowany), в 1992 году получил звание профессора гуманитарных наук.
С 1977 года работал в Институте философии и социологии Польской академии наук, был сооснователем и первым директором Института политических исследований ПАН (1991 – 1993). Был также заведующим кафедрой социологии в колледже Цивитас (Collegium Civitas) в Варшаве, в 2006 – 2012 годах занимал должность ректора этого учебного заведения;
входил в состав опекунского совета Ягеллонского университета. Преподавал в Институте гуманитарных наук в Вене, в университете Нотр-Дам (University of Notre Dame), во многих высших учебных заведениях в Канаде, Норвегии, Франции, Болгарии, Германии.
В списке его научных трудов содержится несколько десятков монографий и несколько сотен статей.
Внук-Липиньский также активно занимался общественной деятельностью – был советником по общественно-политическим вопросам в независимом профсоюзе «Солидарность», принимал участие в заседаниях Круглого Cтола, выступая на стороне оппозиции, в 1989 – 1991 годах руководил коллективом научных советников при Гражданском парламентском клубе. В 2011 году был награжден Командорским Крестом Ордена Возрождения Польши.
Как писатель научной фантастики дебютировал в 1968 году рассказом «Krzyś/Кшись» в журнале «Horyzonty Techniki»,
однако вполне заслуженную известность как в Польше, так и за ее пределами получил, опубликовав в 1979 году роман «Wir pamięci/Круговорот памяти» -- предвозвестник направления социолого-политической фантастики, в рамках которого позже появились романы Я. Зайделя, М. Орамуса, М. Паровского , А. Кжепковского, В. Жвикевича.
В этом близком по жанру к антиутопии романе писатель показал тоталитарный общественный строй, при котором допускается бесцеремонное вторжение в психику граждан с целью уравнивания требований и потребностей, производятся ограничения гражданских свобод, осуществляется манипуляция общественным сознанием при полной анонимности власти. У главного героя романа, Альберта Вандерсона, отобрали прошлое, стерев ему память и заменив ее другой. Однако подобная операция не может не иметь осложнений. Стертые фрагменты памяти оставили след, который беспокоит героя, формирует в нем ощущение пустоты. Лишь их возвращение может спасти его от шизофрении, то есть распада личности.
Действие романа «Rozpad polowiczny/Полупаспад» (1988, премия им. Я. Зайделя) разворачивается в исправительном заведении, где содержатся некоторые из героев предыдущего романа. Их, возможно, выпустят на свободу, но лишь в том случае, если они изменят свое отношение к жизни в обществе. Главной темой книги являются манипуляции с психикой. Здесь автор рассматривает возможность ее моделирования в соответствии с установленным идеалом. При этом заметна происходящая эволюция героев, которые все лучше понимают самих себя, окружающий их мир и свое место в нем, руководствуясь при этом своими эмоциями. Эти эмоции – страх, ненависть, любовь, дружба – вечные, но в романе главная из них это страх. Он внутри героев и вокруг них. Ему поддаются, ему сопротивляются и иногда его даже побеждают.
«Mord założycielski/Учредительное убийство» (1989) – наиболее зрелая часть трилогии, в которой к экзистенциальной линии, появившейся в «Полураспаде», добавляется еще и линия метафизики.
В 2000 году все три романа были изданы под одной обложкой и под названием тома «Apostezjon/Апостезион» (по названию страны, в которой происходит действие) c дополнением текста фрагментами, изъятыми цензурой при первом издании отдельных частей трилогии.
Кроме названных романов писателем были опубликованы также семь рассказов (в журналах «Fantastyka»и «Feniks»;
антологиях «Spotkanie w przestworzach -6», «Polska nowela fantastyczna. Przepowiednia»,
«PL+50. Historie przyszlości», «Kroki w nieznane-3»),
которые так до сих пор и не изданы отдельным сборником.
К сожалению, писатель так и не увидел своей автобиографии «Światy równoległe. Autobiografia subiektywna w sensie ścisłym/Параллельные миры. Субъективная (в точном значении этого слова) автобиография», которая вышла из печати уже после его смерти.
13. В рубрике «Встреча с писателем» публикуется интервью, которое член редакции журнала «Фантастыка» Рафал Земкевич/Rafal Ziemkiewicz взял у известного польского социолога и не менее известного писателя НФ Эдмунда Внук-Липиньского/Edmund Wnuk-Lipiński.
ФАНТАСТИКА ПОЗВОЛЯЕТ БОЛЬШЕ СКАЗАТЬ…
(Fantastyka pozwala powiedzieć więciej…)
Рафал Земкевич: Вы ученый – социолог. Как это сочетается с написанием научной фантастики?
Эдмунд Внук-Липиньский: Иногда с трудом, но трудности эти возникают прежде всего из необходимости каждый раз приспосабливаться к иной условности. По сути дела, однако, я, усаживаясь за письменный стол, всегда хочу ознакомить читателей с теми проблемами, которые, как я считаю, заслуживают этого. В моем случае проблемы одни и те же, вот только не все вмещается в рамки научной работы.
Рафал Земкевич: И вы именно поэтому принялись писать научную фантастику?
Эдмунд Внук-Липиньский: Да, это было главной причиной. «Круговорот памяти» появился именно потому, что, используя – назовем это так – «социологические» средства, я не мог выразить то, что меня мучило под конец 70-х годов.
Рафал Земкевич: В эти же годы вышли из печати несколько произведений, очень похожих на ваш роман. Вы знакомы были с их авторами, можно ли говорить о каких-то взаимных влияниях?
Эдмунд Внук-Липиньский: Тогда, наверное, вообще не было никакого такого места, где собирались бы люди, профессионально занимающиеся фантастикой. Я, во всяком случае, попал в такую среду лишь в 80-х годах, спустя пару лет после публикации романа. Мне кажется, что вторая половина 70-х годов сотворила некий специфический интеллектуальный климат. В этом климате повысилась чувствительность многих людей к проблемам общественных систем, у них появилась нужда в их более глубоком осмыслении. Отсюда и взялась похожесть произведений, которые ныне считают каноном социологической фантастики.
Рафал Земкевич: Давайте поговорим об этом. Почему дебютировавшие тогда авторы обратились именно к фантастике? Была ли это – как считают многие – попытка обойти цензурные препоны?
Эдмунд Внук-Липиньский: Думаю – нет. Ни перед Оруэллом, ни перед Хаксли не возвышались ведь никакие цензурные препоны, но они, несмотря на это, прибегли к тем же условностям. Не «вместо того», а потому, что конвенция фантастики открывала перед ними бóльшие возможности, они могли благодаря ей сказать больше и сделать это выразительнее, чем в любой другой конвенции. То же самое послание, вставь они его в рамки, скажем, реалистического романа, не прозвучало бы столь же громко и остро. Но я знаю, откуда берутся мнения, которые вы процитировали. Социологическую фантастику зачастую воспринимают неправильно, выискивая в ней исключительно аллюзии на актуальные события и нынешние общественно-политические взаимоотношения. А это вздор: литература не может складываться из одних аллюзий. В ней возводится определенная метафора мира, которая может быть отнесена не только к одному, конкретному обществу «здесь и сейчас».
Рафал Земкевич: Это касается и “Круговорота памяти”?
Эдмунд Внук-Липиньский: Этот роман родился в результате определенного эксперимента: мысленного моделирования общества в соответствии с тенденциями, проявлявшимися тогда в окружении нашего мира – при понятном условии их внедрения в жизнь и укоренения в ней. Как я уже сказал, в рамках научной работы я сделать этого не мог. Наука направлена на исследование того, что существует, а не того, «что было бы, если…»
Рафал Земкевич: То есть вы поступили точно так же, как и авторы из «конюшни Кэмпбелла»? С той лишь разницей, что предметом их рассмотрения были точные науки?
Эдмунд Внук-Липиньский: Я хотел написать то, чего в научной фантастике не хватало лично мне. Ну и, конечно, использовать при этом те знания, которые дала мне моя наука.
Рафал Земкевич: Можно ли в таком случае утверждать, что социологическая фантастика совершила перелом в польской НФ? Ведь метода ее написания идентична той, которая используется в классической научной фантастике – лишь материал другой.
Эдмунд Внук-Липиньский: Тут вопрос ярлыков. А ярлыки важны прежде всего для читателей, поскольку они помогают им ориентироваться среди книг. Для автора они не имеют такого значения. Я, впрочем, когда пишу, не втискиваюсь в рамки существующих классификаций, а скорее наоборот – несколько затрудняю жизнь классификаторам. Кроме того, нужно помнить, что фантастика – хорошая фантастика, а не та, которая «про чудовища» – всегда предоставляет возможность подумать над тем, как в построенной автором действительности будет вести себя человек. Как станут функционировать в ней моральные дилеммы, озвученные еще в античных трагедиях.
Рафал Земкевич: Боюсь, что у классификаторов и без этого хватает работы. Трудно обозначить границы социологической фантастики, по правде говоря, в ней много чего такого, что ничем с этим термином не связано.
Эдмунд Внук-Липиньский: Например, некоторые из путешествий Ийона Тихого, в которых Станислав Лем проявил абсолютный социологический слух, показывают, каким образом человеческие общества порабощаются доктриной. А ведь это писалось задолго до того, как появилось название social fiction. Литература в этом отношении подобна общественным наукам: стоит в ней зародиться какому-то новому течению, всегда оказывается, что кто-то когда-то уже подобным образом мыслил и писал. Есть также такие произведения, которые не относят к социологической фантастике, хотя, по моему мнению, они таковой несомненно являются. Говоря это, я думаю прежде всего о «Малом Апокалипсисе» Конвицкого.
Рафал Земкевич: Поговаривают также, что социологическая фантастика появилась у нас как литература из под знака «вместо».
Эдмунд Внук-Липиньский: Ну и зря поговаривают, я уже объяснил почему. Она бы, наверное, все равно развилась, несмотря ни на что.
Рафал Земкевич: Я понимаю это «вместо» несколько иначе. То есть вместо не того, что литература главного потока дать не могла, а того, что она дать не сумела. Один из выдающихся литературоведов как-то сказал, что искусство на пути своего развития что-то потеряло, и это «что-то» подобрала массовая культура. Сказанное можно распространить и на нашу фантастику: она попросту подхватила то, что реалистическая литература отбросила или преобразовала в нечто, совершенно не перевариваемое читателями.
Эдмунд Внук-Липиньский: Соглашусь с этим. Впрочем, это одна из основ моего писательского творчества: высказывая нечто для меня важное, я всегда должен думать о том, в какой форме это делаю. Чтобы эта форма была, короче говоря, привлекательной. Поэтому я всегда стараюсь заинтриговать читателя динамичным сюжетом – это ведь общепринятый и честный прием. И лишь тогда я могу рассчитывать на то, что читатель не задержится на этой первой, фабульной, оболочке, что он пойдет вглубь, начнет задавать себе вопросы. Почему мир, описанный в романе, такой, а не другой? Почему судьбы героев романа сложились так, а не иначе? И какое отношение к этому имеет наш мир, как соотносятся с судьбами героев наши судьбы? Если по меньшей мере у нескольких из читателей такие вопросы появятся, прекрасно – так и было задумано.
Рафал Земкевич: Благодаря такому принципу фантастика нынче сильно влияет на общество.
Эдмунд Внук-Липиньский: Это, пожалуй, преувеличение. Конечно, каким-то образом чтение фантастики может влиять на формирование убеждений, но ведь по сути дела фантастика доходит лишь до малой части потенциальных потребителей. Очень малой, если сравнить эту часть с той, которую составляют читатели Мицкевича или Сенкевича. Исследования показывают, что именно классика оказывает на наше общество относительно наибольшее влияние. Трудно, впрочем, этому удивляться.
Рафал Земкевич: Социологическую фантастику упрекают в том, что она сосредотачивается на описании драм обществ или систем, почти не уделяя внимания драмам живущих в этих обществах и системах людей. В «Круговороте памяти» герои были довольно-таки безличными, они существовали лишь настолько, насколько были нужны для сюжета…
Эдмунд Внук-Липиньский: Да, мне уже приходилось выслушивать такие упреки. Поэтому я старался в «Полураспаде» выявить прежде всего человеческие страсти, боязни и надежды – система служила лишь фоном. В третьей части трилогии, озаглавленной как «Учредительное убийство», я старался показать уже и то, и другое. Посмотрим, насколько мне это удалось.
Рафал Земкевич: В начале 80-х годов социологические романы читались рецензентами и фэнами с неподдельным интересом. Теперь же, как мне кажется, маятник качнулся в другую сторону. Можно встретить мнение, что в этих романах сказано уже почти все то, что наша социологическая фантастика собиралась сказать.
Эдмунд Внук-Липиньский: С тем же успехом можно заявить, что в «Утопии» Мора и «Городе Солнца» Кампанеллы было сказано все возможное о проблемах существования человека в обществе. Однако наш мир меняется, неустанно появляются новые проблемы, которые должна поднимать и освещать литература. Я считаю, что дальнейшее развитие социологической фантастики будет связано не столько с укреплением уже построенной конструкции, сколько с поиском новой парадигмы мышления о месте человека в обществе. У жанра огромные возможности в этом отношении.
Рафал Земкевич: В четвертом выпуске «Литературного альманаха» издательства «Iskry» прозвучало такое высказывание Вацлава Садковского: «Science fiction выросла из балаганной литературы, возбуждающей у читателей нездоровые эмоции, и лишь со временем облагородилась. У нас жанр, похоже, вырастает из прорицательства, авторы НФ с ходу берутся за решение проблем, тяжесть которых неподъемна для жанра».
Эдмунд Внук-Липиньский: По-моему, каких-то неподъемных для жанра проблем быть не может. Могут быть проблемы, неподъемные для писателей, но это ведь совсем другое дело. А что касается происхождения science fiction, то это чистая правда. Кино зародилось в ярмарочных киосках, родителями театра были уличные жонглеры. Да и сама литература в прежние века тоже далеко не всегда могла похвастаться хорошей репутацией. Так что тут нам стыдиться нечего.
Рафал Земкевич: Вы пишете сравнительно мало…
Эдмунд Внук-Липиньский: Писательство – не основное мое занятие. Я прежде всего социолог. И «воскресный писатель» -- такое определение я дал самому себе когда-то в разговоре на подобную тему.
Рафал Земкевич: …Пишущий в традиционной манере. Я знаю многих людей, которые такую литературу списывают со счета, поскольку, по их мнению, так писали в XIX веке.
Эдмунд Внук-Липиньский: Для меня форма – не главное. Я стараюсь лишь, чтобы написанное с интересом читалось. А поскольку занимательно писали главным образом в XIX веке…
Рафал Земкевич: И вас никогда не привлекал «поток сознания»?
Эдмунд Внук-Липиньский: Я не люблю эффектных экстравагантностей в литературе. Хотя, конечно, можно найти немало книг, в которых определенные формальные приемы помогали наилучшим образом передать читателю авторское послание. Хотя бы тот же «Заводной апельсин» Берджесса.
Рафал Земкевич: Вот-вот, и я об этом…
Эдмунд Внук-Липиньский: Я как-то никогда не задумывался над тем, какие формальные приемы стоит использовать в романе – может быть, как раз потому, что я – «воскресный писатель»: попросту сажусь за стол и пишу. И пока что традиционной формы мне всегда было достаточно.
Рафал Земкевич: Но ваши романы необыкновенно тщательно сконструированы – вплоть до мельчайших деталей и подробностей. С трудом верится, что это результат единственно вашей интуиции.
Эдмунд Внук-Липиньский: Но это именно так. Мацей Паровский, сравнивая результаты моего литературного творчества с текстами Марека Орамуса -- уж не помню, то ли в напечатанной рецензии, то ли в разговоре, – заявил, что у Орамуса написанное «идет из нутра», а я возвожу тщательно запланированную конструкцию, в которой нет места ничему спонтанному. Быть может, со стороны это и в самом деле так выглядит, но эта видимость ошибочна. Садясь за письменный стол, я, конечно, держу в голове какой-то замысел, но он функционирует только как стартер. Несколькими страницами позже персонажи начинают жить собственной жизнью, и я должен прилагать старания, чтобы поспевать за ними. Я в общих чертах знаю, как тот или другой герой поведет себя в сложившихся условиях, и слежу за тем, чтобы это их поведение было психологически достоверным. А остальное происходит по сути само по себе. То есть совершенно спонтанно. Петр Шулькин одно время подумывал об экранизации «Круговорота памяти». Готовясь к написанию сценария, он попросил меня дать ему «лесенку», то есть схему взаимозависимости между героями. А я никак не мог взять в толк, о чем это он говорит.
Рафал Земкевич: Такая научная фантастика, какую пишете вы, постепенно переходит у нас на позицию «классической» фантастики. Появляются новые течения, в тяжких муках рождается польское фэнтези. Сейчас конкуренция сильнее, чем в те времена, когда вы начинали писать?
Эдмунд Внук-Липиньский: Да, и пусть она еще усилится. Чем больше различных течений, тем лучше – это значит, что жанр живет. Однако я думаю, что социологическая фантастика как жанр может еще долго не бояться конкуренции.
Рафал Земкевич: Я надеюсь, что к тому моменту, когда это интервью напечатают, «Полураспад» появится на рынке. Третий роман, «Учредительное убийство», уже находится в издательстве «Iskry».
Эдмунд Внук-Липиньский: Да, и он завершает цикл. В нем содержится один замысел, который, я надеюсь, можно будет заметить после прочтения всех трех частей трилогии. Но пока об этом не стоит говорить. Книги должны сами себя защищать.
Рафал Земкевич: Это завершение трилогии об Апостезионе, но я надеюсь, что вы продолжите писать фантастику?
Эдмунд Внук-Липиньский: Конечно же да – продолжу.
Рафал Земкевич: И что это будет?
Эдмунд Внук-Липиньский: Я пока и сам еще не знаю. Поживем – увидим.
облако тэгов
